I am going to count to three and I'm going to move the coin. One.
В качестве предисловия:
Вообще, эта история, точнее начало самой большой и, возможно, эпической истории о Пятом Доминионе, любви, войне и мести, зрело у меня очень давно. Я мечтала, правда, мечтала написать ее к Дориному Дню Рождения, и планировала, что будет она листов на десять, до самого того момента, как Згыр и Лиам встретят друг друга. Видит Бог, я начинала писать миллион раз. Я писала первый абзац с разных сторон, от разных лиц и с разных мест. Я начинала с момента "до ритуала", "после ритуала" и несколько раз с момента "во время ритуала". Я видела храм, я видела всех присутствующих так явно, словно стояла в метре от них. Но стоило мне попытаться записать - с пальцев скудными каплями рвались на клавиатуру рваные, резаные предложения. Короткие и безжизненные. В итоге, отчаявшись, я сказала Доре, что именно хотела написать. Но даже после этого затею не бросила, в надежде, что утром, к ее Дню Рождения, выложу хоть какой-то удобоваримый текст. Хрен там был....
И, похоже, наконец сегодня, когда стало очевидно, что ни к какому празднику я уже не успею - оно как-то написалось. Да, возможно не так прекрасно и ладно, как в моей голове это виделось. Но достаточно для того, чтобы дописать свою мысль до логического завершения.
Дора, моя дорогая, я поздравляю тебя с Днем рождения еще раз, и пусть подарок не вышел таким идеальным, как мне хотелось, я все же надеюсь, он тебе понравится. И... Хватит разговоров, как сказала бы Королева Роберта, Хватит!

читать дальше
- Хватит, - королева-мать не выдержала первой. Она резко развернулась на каблуках и пошла к выходу из Храма Смерти Единой. За ней поспешил малыш Бейн, младший брат Лиама, ему было уже почти десять, но фигура матери до сих пор оставалась для него образцом для подражания. В любой другой день, возможно, Лиам бы обязательно поддел его… В любой другой день.
Отец еще несколько секунд пристально смотрел на сына, а затем тоже ушел прочь. Когда смолк звук их шагов, воцарилась гнетущая, мертвецкая тишина. «Мертвецкая» Подумал Лиам, «Наверное, самое подходящее для этого места слово».
Он и сам не понимал, почему до сих пор остался стоять перед жрецом, опять вперившись взглядом в черные провалы глаз на его черепе-лице. Кого-то, возможно и напугало бы стоять напротив неподвижного скелета, но не Лиама, куда уж, когда ты вырос среди них. Когда ты вырос с осознанием, что это твои будущие подданные.
- Иди. – прошелестел голос жреца, и его чистые от плоти и кожи пальцы вынырнули из широких рукавов мантии, указывая на сводчатую дверь. – Иди.
Лиам кивнул и нехотя побрел к выходу. Ему хотелось попросить о еще одной попытке, хотелось упасть на колени и умолять провести ритуал еще раз, еще один раз в этом году. Но он знал, что не помогут мольбы, не помогут приказы. Великая Смерть Единая, чрево и могила всего сущего, никогда не ошибается, а значит, если она не услышала его, если не приняла в свои чертоги для испытания, ему оставалось лишь смириться и ждать. Удивительная двоякость – в Некрополии смирение не приветствуют, оно считается слабостью натуры, ошибкой, которую нужно исправлять всю жизнь, что отпущена тебе, пока не придет момент Окончательной смерти. И при этом, все они, и некроманты, и вампиры и личи, и даже рыцари смерти, обязаны были принимать волю Великой Матери, как данность. Может быть, оттого, что есть та воля, которую не сокрушить никакими стараниями?
Но как Лиам ни старался, найти в себе смирения не мог. В нем бушевала обида, злость, отвратительное, горько-кислое послевкусие отверженности… но не смирение.
У храма столпилась аристократия, хотя их было значительно меньше, чем в прошлом году, и куда как меньше, чем в позапрошлом. Оно и неудивительно, два фальшстарта, и ты уже не веришь, что событие случится. Не смотря им в глаза, Лиам прошел к колеснице. Лошади фыркали, и в этом звуке принцу читалось глубокое презрение к его персоне. Он сжал зубы, давя в себе желание выхватить меч и снести бронированному коню голову, чтобы неповадно было впредь выражать свое непочтение. Однако, это было так глупо и жалко, что он немедленно справился с собой, отгоняя нелепые мысли.
Нужно было сесть в экипаж, но он медлил, фырканье лошадей это одно, а недовольный взгляд матери – совсем другое. Лиам поднял голову наверх, небо, как обычно, застилал зеленоватый туман, не пропускавший ни света солнца днем, ни света звезд ночью. Уютное, такое знакомое небо сегодня тоже, казалось, смотрело на него враждебно, в его клубящейся выси ему читались знаки беды и обреченности. «Неужели я отверженный? Неужели, ошибка создания?» горестно подумал он, с отвращением ловя в себе нотки жалости. Голова чесалась, накануне мать высветлила ему корни, негоже было юноше в его возрасте ходить с черными, как у дикаря, волосами. И теперь маленькие струпья зудели под короной крон-принца, но почесать голову здесь, на улице, при всех было бы совсем непозволительно.
- Наконец-то, - бросил отец, когда Лиам занял свое место в экипаже.
- Попробуешь в следующем году. – резким, как обычно тоном, добавила мать.
Конечно, попробует, как и два года назад, как и год. Красная луна вновь покажется на небосводе, и ритуал Окиата Утурум опять призовет его в стены храма. Каждый рыцарь смерти должен был пройти его, стоило исполниться шестнадцать. Ты предстаешь перед Оком Великой Матери, умираешь для этого мира, чтобы пройти очищение смертью, и вновь вернуться на земли Пятого Доминиона, чтобы жить вечно, пока тебя не сразят в бою. И тогда твои волосы становятся белыми, как снег далеких северных стран, а твое сердце бьется так медленно и тихо, что ты сам не слышишь его ударов. Ты обретаешь предназначение и цель, которые будут навеки связывать тебя с родиной, великой Некрополией, что восстанет в мощи своей и покроет весь мир зеленым туманом истинного знания.
Да. Именно так и было написано в сакральных трудах Кайруса, первого рыцаря Некрополии. Только вот там ничего не было сказано о том, что же означает тот факт, что твою жизнь Мать Единая не принимает уже третий раз подряд.
- На следующий год, обязательно получится, - заверил его маленький Бейн и немедля получил недовольный взгляд королевы Роберты. Жалость – для слабаков. Каждый сам должен справляться со своей внутренней болью, и либо падет пред ней, как недостойный, либо победит ее, став сильнее. Жалость – унижает, добавляет масла в костер самосожаления, и так, глядишь, вспыхнет пожар, сжигая душу в горниле беспомощности и самооправдания.
Карета выехала на дорогу, ведущую к замку и Лиам, стараясь отвлечься, выглянул в окно. Он, конечно, видел эти пейзажи много раз, но сейчас он пытался разглядеть в них ответ на мучавшие его вопросы, словно надеялся, что окна домов сложатся в слова, давая разгадку. Зуд становился нестерпимым, но он умел абстрагироваться от таких вещей. Боль, хворь, зуд – все тлен, все ничто по сравнению с силой разума.
Копыта гулко цокали по мостовой, мешаясь со звоном строительных инструментов. Каменщики и плотники без устали трудились, возводя и достраивая столицу. Некрополис заложили пятьдесят лет назад, когда первые рыцари смерти во главе с королем Салайном и его женой Робертой решили объединить разрозненные поселения некромантов под единым знаменем будущей империи. Все дикари, живущие на этих землях, были полностью истреблены, или вытеснены прочь за озеро Оккедум, а Святыни Зеленого Тумана, словно грибы татус, росли с невероятной скоростью по всей земле.
Некрополис, так удачно расположенный в заливе, укрытый горами, всего за несколько десятков лет превратился в невероятной красоты город, о чьем величии уже ходили легенды по всему Доминиону. Конечно, он был куда меньше чем Миглат или Ондол, но Некрополис был и моложе… Лиам не переставал любоваться его мрачной красотой: зданиями из черного мрамора, что шпилями стремились ввысь, к зеленому небу. Приглушенными огнями фонарей, отражавшимися в спокойных водах реки Камалис. Колоннами вековых деревьев, что скрывали свои кроны высоко за полотном тумана, чьи стволы украшала тонкая вязь барельефов. Резными фасадами храмов, изломанными фигурами статуй, фонтанами, что каждый пел свою собственную, неповторимую мелодию. Лиам любил скверы, где над беседками склонялись побежденные искусством человека деревья, перекручивая стволы и ветви столь причудливо, что можно было часами с восторгом и восхищением теряться в этих узорах. Кому нужны звезды и солнце, если мастерство человека столь велико, что может изменять мир, вплетать плоть в железо, а камень скрещивать с живым цветком?! Не было в мире другой такой страны, как Некрополия, где бы сила духа человеческого, порабощала любую материю, превращая любое, созданное природой уродство в шедевр…
- Приехали. – нарушил молчание Бейн, его, похоже, больше всех утомила дорога, и ему не терпелось поскорее скинуть с себя парадный доспех.
Король и королева молчали, они величественно вышли из кареты, пренебрегая помощью слуги-вампира. Тот подобострастно кланялся, и, не смотря на суетливость, все его движения все равно смотрелись гармонично, словно танец. Такими уж их создали – утонченными и всегда прекрасными. Лиам иногда думал, осознает ли Бейн уготованную ему судьбу? Понимает ли, что как только Лиам сядет на трон, его инициируют? И тогда он будет мертвый и прекрасный, как все дети ночи, гулять, беззаботной тенью скользя по сумеречным улицам Некрополиса…
Они разошлись каждый по своим покоям, и одиночество, такое желанное всего пять минут назад, обрушилось на Лиама каменной плитою. Оказалось, что как только ты справляешься с физической потребностью, как то облегчить мочевой пузырь, или почесать зудящую голову, то остаешься наедине с самим собой. Нет больше условностей, нет больше правил – делай что хочешь, пока ты сам с собой. Но делать ничего не хотелось.
Пожалуй, первый раз в жизни Лиаму захотелось выговориться, хоть кому! Хоть слуге зомби, хоть вампиру, впрочем, нет, эти излишне трепливы… хоть собственному коню…
- Скажи мне, что все будет хорошо. – в пустоту комнаты бросил он тихо, - Скажи мне, что все будет хорошо…
Но никто не ответил, лишь встал перед внутренним взором образ матери-королевы. Она недовольно качала головой, а в ее глазах светилось презрение. И тогда Лиам с ужасом понял, что возможно, его жизнь ничего не значит для Единой Смерти потому, что он слабак. Он не «пока не готов», а всего лишь «не достоин». Он выхватил меч и ударил по зеркалу в черной, резной оправе, и звон разбитого стекла прокричал ему: «Теперь ты знаешь ответ.»
Вообще, эта история, точнее начало самой большой и, возможно, эпической истории о Пятом Доминионе, любви, войне и мести, зрело у меня очень давно. Я мечтала, правда, мечтала написать ее к Дориному Дню Рождения, и планировала, что будет она листов на десять, до самого того момента, как Згыр и Лиам встретят друг друга. Видит Бог, я начинала писать миллион раз. Я писала первый абзац с разных сторон, от разных лиц и с разных мест. Я начинала с момента "до ритуала", "после ритуала" и несколько раз с момента "во время ритуала". Я видела храм, я видела всех присутствующих так явно, словно стояла в метре от них. Но стоило мне попытаться записать - с пальцев скудными каплями рвались на клавиатуру рваные, резаные предложения. Короткие и безжизненные. В итоге, отчаявшись, я сказала Доре, что именно хотела написать. Но даже после этого затею не бросила, в надежде, что утром, к ее Дню Рождения, выложу хоть какой-то удобоваримый текст. Хрен там был....
И, похоже, наконец сегодня, когда стало очевидно, что ни к какому празднику я уже не успею - оно как-то написалось. Да, возможно не так прекрасно и ладно, как в моей голове это виделось. Но достаточно для того, чтобы дописать свою мысль до логического завершения.
Дора, моя дорогая, я поздравляю тебя с Днем рождения еще раз, и пусть подарок не вышел таким идеальным, как мне хотелось, я все же надеюсь, он тебе понравится. И... Хватит разговоров, как сказала бы Королева Роберта, Хватит!

читать дальше
- Хватит, - королева-мать не выдержала первой. Она резко развернулась на каблуках и пошла к выходу из Храма Смерти Единой. За ней поспешил малыш Бейн, младший брат Лиама, ему было уже почти десять, но фигура матери до сих пор оставалась для него образцом для подражания. В любой другой день, возможно, Лиам бы обязательно поддел его… В любой другой день.
Отец еще несколько секунд пристально смотрел на сына, а затем тоже ушел прочь. Когда смолк звук их шагов, воцарилась гнетущая, мертвецкая тишина. «Мертвецкая» Подумал Лиам, «Наверное, самое подходящее для этого места слово».
Он и сам не понимал, почему до сих пор остался стоять перед жрецом, опять вперившись взглядом в черные провалы глаз на его черепе-лице. Кого-то, возможно и напугало бы стоять напротив неподвижного скелета, но не Лиама, куда уж, когда ты вырос среди них. Когда ты вырос с осознанием, что это твои будущие подданные.
- Иди. – прошелестел голос жреца, и его чистые от плоти и кожи пальцы вынырнули из широких рукавов мантии, указывая на сводчатую дверь. – Иди.
Лиам кивнул и нехотя побрел к выходу. Ему хотелось попросить о еще одной попытке, хотелось упасть на колени и умолять провести ритуал еще раз, еще один раз в этом году. Но он знал, что не помогут мольбы, не помогут приказы. Великая Смерть Единая, чрево и могила всего сущего, никогда не ошибается, а значит, если она не услышала его, если не приняла в свои чертоги для испытания, ему оставалось лишь смириться и ждать. Удивительная двоякость – в Некрополии смирение не приветствуют, оно считается слабостью натуры, ошибкой, которую нужно исправлять всю жизнь, что отпущена тебе, пока не придет момент Окончательной смерти. И при этом, все они, и некроманты, и вампиры и личи, и даже рыцари смерти, обязаны были принимать волю Великой Матери, как данность. Может быть, оттого, что есть та воля, которую не сокрушить никакими стараниями?
Но как Лиам ни старался, найти в себе смирения не мог. В нем бушевала обида, злость, отвратительное, горько-кислое послевкусие отверженности… но не смирение.
У храма столпилась аристократия, хотя их было значительно меньше, чем в прошлом году, и куда как меньше, чем в позапрошлом. Оно и неудивительно, два фальшстарта, и ты уже не веришь, что событие случится. Не смотря им в глаза, Лиам прошел к колеснице. Лошади фыркали, и в этом звуке принцу читалось глубокое презрение к его персоне. Он сжал зубы, давя в себе желание выхватить меч и снести бронированному коню голову, чтобы неповадно было впредь выражать свое непочтение. Однако, это было так глупо и жалко, что он немедленно справился с собой, отгоняя нелепые мысли.
Нужно было сесть в экипаж, но он медлил, фырканье лошадей это одно, а недовольный взгляд матери – совсем другое. Лиам поднял голову наверх, небо, как обычно, застилал зеленоватый туман, не пропускавший ни света солнца днем, ни света звезд ночью. Уютное, такое знакомое небо сегодня тоже, казалось, смотрело на него враждебно, в его клубящейся выси ему читались знаки беды и обреченности. «Неужели я отверженный? Неужели, ошибка создания?» горестно подумал он, с отвращением ловя в себе нотки жалости. Голова чесалась, накануне мать высветлила ему корни, негоже было юноше в его возрасте ходить с черными, как у дикаря, волосами. И теперь маленькие струпья зудели под короной крон-принца, но почесать голову здесь, на улице, при всех было бы совсем непозволительно.
- Наконец-то, - бросил отец, когда Лиам занял свое место в экипаже.
- Попробуешь в следующем году. – резким, как обычно тоном, добавила мать.
Конечно, попробует, как и два года назад, как и год. Красная луна вновь покажется на небосводе, и ритуал Окиата Утурум опять призовет его в стены храма. Каждый рыцарь смерти должен был пройти его, стоило исполниться шестнадцать. Ты предстаешь перед Оком Великой Матери, умираешь для этого мира, чтобы пройти очищение смертью, и вновь вернуться на земли Пятого Доминиона, чтобы жить вечно, пока тебя не сразят в бою. И тогда твои волосы становятся белыми, как снег далеких северных стран, а твое сердце бьется так медленно и тихо, что ты сам не слышишь его ударов. Ты обретаешь предназначение и цель, которые будут навеки связывать тебя с родиной, великой Некрополией, что восстанет в мощи своей и покроет весь мир зеленым туманом истинного знания.
Да. Именно так и было написано в сакральных трудах Кайруса, первого рыцаря Некрополии. Только вот там ничего не было сказано о том, что же означает тот факт, что твою жизнь Мать Единая не принимает уже третий раз подряд.
- На следующий год, обязательно получится, - заверил его маленький Бейн и немедля получил недовольный взгляд королевы Роберты. Жалость – для слабаков. Каждый сам должен справляться со своей внутренней болью, и либо падет пред ней, как недостойный, либо победит ее, став сильнее. Жалость – унижает, добавляет масла в костер самосожаления, и так, глядишь, вспыхнет пожар, сжигая душу в горниле беспомощности и самооправдания.
Карета выехала на дорогу, ведущую к замку и Лиам, стараясь отвлечься, выглянул в окно. Он, конечно, видел эти пейзажи много раз, но сейчас он пытался разглядеть в них ответ на мучавшие его вопросы, словно надеялся, что окна домов сложатся в слова, давая разгадку. Зуд становился нестерпимым, но он умел абстрагироваться от таких вещей. Боль, хворь, зуд – все тлен, все ничто по сравнению с силой разума.
Копыта гулко цокали по мостовой, мешаясь со звоном строительных инструментов. Каменщики и плотники без устали трудились, возводя и достраивая столицу. Некрополис заложили пятьдесят лет назад, когда первые рыцари смерти во главе с королем Салайном и его женой Робертой решили объединить разрозненные поселения некромантов под единым знаменем будущей империи. Все дикари, живущие на этих землях, были полностью истреблены, или вытеснены прочь за озеро Оккедум, а Святыни Зеленого Тумана, словно грибы татус, росли с невероятной скоростью по всей земле.
Некрополис, так удачно расположенный в заливе, укрытый горами, всего за несколько десятков лет превратился в невероятной красоты город, о чьем величии уже ходили легенды по всему Доминиону. Конечно, он был куда меньше чем Миглат или Ондол, но Некрополис был и моложе… Лиам не переставал любоваться его мрачной красотой: зданиями из черного мрамора, что шпилями стремились ввысь, к зеленому небу. Приглушенными огнями фонарей, отражавшимися в спокойных водах реки Камалис. Колоннами вековых деревьев, что скрывали свои кроны высоко за полотном тумана, чьи стволы украшала тонкая вязь барельефов. Резными фасадами храмов, изломанными фигурами статуй, фонтанами, что каждый пел свою собственную, неповторимую мелодию. Лиам любил скверы, где над беседками склонялись побежденные искусством человека деревья, перекручивая стволы и ветви столь причудливо, что можно было часами с восторгом и восхищением теряться в этих узорах. Кому нужны звезды и солнце, если мастерство человека столь велико, что может изменять мир, вплетать плоть в железо, а камень скрещивать с живым цветком?! Не было в мире другой такой страны, как Некрополия, где бы сила духа человеческого, порабощала любую материю, превращая любое, созданное природой уродство в шедевр…
- Приехали. – нарушил молчание Бейн, его, похоже, больше всех утомила дорога, и ему не терпелось поскорее скинуть с себя парадный доспех.
Король и королева молчали, они величественно вышли из кареты, пренебрегая помощью слуги-вампира. Тот подобострастно кланялся, и, не смотря на суетливость, все его движения все равно смотрелись гармонично, словно танец. Такими уж их создали – утонченными и всегда прекрасными. Лиам иногда думал, осознает ли Бейн уготованную ему судьбу? Понимает ли, что как только Лиам сядет на трон, его инициируют? И тогда он будет мертвый и прекрасный, как все дети ночи, гулять, беззаботной тенью скользя по сумеречным улицам Некрополиса…
Они разошлись каждый по своим покоям, и одиночество, такое желанное всего пять минут назад, обрушилось на Лиама каменной плитою. Оказалось, что как только ты справляешься с физической потребностью, как то облегчить мочевой пузырь, или почесать зудящую голову, то остаешься наедине с самим собой. Нет больше условностей, нет больше правил – делай что хочешь, пока ты сам с собой. Но делать ничего не хотелось.
Пожалуй, первый раз в жизни Лиаму захотелось выговориться, хоть кому! Хоть слуге зомби, хоть вампиру, впрочем, нет, эти излишне трепливы… хоть собственному коню…
- Скажи мне, что все будет хорошо. – в пустоту комнаты бросил он тихо, - Скажи мне, что все будет хорошо…
Но никто не ответил, лишь встал перед внутренним взором образ матери-королевы. Она недовольно качала головой, а в ее глазах светилось презрение. И тогда Лиам с ужасом понял, что возможно, его жизнь ничего не значит для Единой Смерти потому, что он слабак. Он не «пока не готов», а всего лишь «не достоин». Он выхватил меч и ударил по зеркалу в черной, резной оправе, и звон разбитого стекла прокричал ему: «Теперь ты знаешь ответ.»
@темы: ZABRAG city
Мне очень-очень понравилось, спасибо, мой золотой!
прекрасный маленький Бейнчик, суровая Роберта, величественный Некрополис и бедолага Лиам. Потом, когда волосы будут отрастать, знатная у него будет прическа
Понесу к себе
Маленький Бейнчик да, который должен был стать вампиром. Но зато теперь ясно, почему ему так нравилась несгибаемая, властная хамка Лорейн!
Потом, когда волосы будут отрастать, знатная у него будет прическа
Но зато теперь ясно, почему ему так нравилась несгибаемая, властная хамка Лорейн!
О, да, это ж самое оно, то, что доктор прописал, как говорится
да уж, я тоже думала, какой он будет красофисечный
Вот такой , примерно
Буду ждать, чем все закончится.
Пятый Доминион вообще живет в моем воображении таким параллельным миром, без которого "Мерлина" уже невозможно представить.
как же здорово, что он есть
Kitana Hammer, Рада, что тебе понравилось :]
Да, я надеюсь, что будет и достаточно быстро :]
HaGira, да? а почему "еще загадочней"?
Некроманты многим нравятся. Очень уж образ готически-романтический. Смерть, страдания, горящие на бледном лице глаза :]]]]
Для меня Пятый Доминион уже настолько самостоятельная единица, что я даже забываю о том, что он был придуман благодаря сериалу про Мерлина. :]]]]]
irzhik, Пожалуйста :]
Короче, надо опять перечитать начало, вспомнить хорошие деньки
Если Некрополь в начале мне казался комичным, немного даже стебным (пародия над классическими вампирами и некромантами?), то в Ханете он стал еще и страшным. А теперь еще и оживает.
это "начало" - совсем сказка. зачатки мыслей, я бы сказала.
Mija15, Пожалуйста!
а так и было!