I am going to count to three and I'm going to move the coin. One.
Мир 17-ти Обсервиллей.
Доносы
читать дальше
Он нетерпеливо барабанит пальцами по столу. Ловит себя за этим занятием и тут же останавливается. Это неуважение к собеседнику... Даже не смотря на то, что собеседник - купчишко среднего пошиба с лиловой картой и красной, покрытой капельками пота физиономией. Полковник мысленно вздыхает, закатывает глаза к потолку, корчит купчишке рожи и энергично потрясает руками в неприличном жесте. Внешне его лицо не изменяется, он лишь переспрашивает:
- Так что, говорите, вы там слышали?
- Слышал, значится что, слышал, как они говорили, что будут грабить склад Парнакиса, эта самая. Тот, что в седьмом городском кольце, эта самая. Красный такой, с синими воротами.
"... эта самая" - мысленно добавляет Август, а вслух произносит.
- И вы утверждаете, что это был именно Урбано? Михаэль Урбано?
- Утверждаю, эт самая! Он это был, никаких нету сомнений! Волосня рыжая. Намордник клепанный, эт самая. Ну и глаза, ваш благородие, очень дикия. Прямо, эт самая, как у голодного волчищи!
"А ты, сукин сын, будто хоть раз видел голодного волка!"
- Рыжий. В наморднике. И с глазами, поясните, какого цвета?
С тех пор, как сверху поступил приказ оповестить местное население о премиальных, которые они получат за любой донос на Урбано, желающих сообщить о местонахождении резко прибавилось. Сперва Август Каксидис думал, что поток этот никогда не кончится. Людей, чтобы проверить все эти ложные наводки, не хватало. От бумажной работы болела голова. От человеческой жадности и подлости мутило. От их идиотизма и бесхитростного вранья просто таки выворачивало.
Потом поступил указ о наказании для всех, кто дает заведомо ложную информацию. Желающих поубавилось. После публичной экзекуции пары-тройки нарушителей поток и вовсе почти иссяк. Приходили теперь или самые идейные, или мнительные параноики или же самые жадные. Лилокартый купец, похоже, являл собой невиданный коктейль из всех трех качеств, он был идейным монархистом, мнительным и очень жадным.
- Глаза? Ну эта... я далеко был, чего тут! Мне цвет было не рассмотреть, ваш благородие. Я только их безумный блеск и запомнил, ага!
Полковник кивает и жестом просит продолжать.
- Ну и чего, эт самая, он, значит, Урбано та, эт самое, и говорит: "Берем склад Парнакиса в пятый день, сразу после чернолуния."
Август замком переплетает пальцы и упирается в них подбородком. Неужели этот человечек говорит правду? Неужели Михаэль настолько утратил бдительность?
На несколько секунд полковник представляет себе картину, как они врываются на склад Парнакиса, что в седьмом городском кольце, как окружают кучку анархистов. Он так ясно видит эту картину, будто смотрит галогедию на сцене Королевского Театра. Вот он заламывает руки Михаэля за спину, одевает на него наручники. Срывает кожаную маску, закрывающую нижнюю часть лица, нос и четко очерченные губы. Михаэль так знакомо хмурит брови и вскидывает подбородок.
Видение волнует полковника, но не радует. Более того, Август с ужасом понимает, что такой исход ему не нравится...
"Я просто слишком привык за ним гоняться. Это стало частью меня" - думает он, прекрасно отдавая себе отчет в глупой, бессмысленной лжи. Сердце глухо стучит в груди и теперь полковник видит Центральную Площадь и эшафот. Анархистов казнит сам Король. Сперва из пленников вынимают устройства, которые блокируют силы Его Белоснежного Величества, а потом, беззащитных перед его властью, оставляют один на один с тем, кого они предали...
Август крепче переплетает пальцы так, что костяшки белеют. И тут он выхватывает в сливающемся потоке восторженного навета фразу. Он разжимает пальцы, кладет руки на стол, наклоняясь к доносчику переспрашивает:
- Что-что он, повтори?
- Он пел! Через намордник, эт самая, плохо было конечно слышно, но я слышал как он поет!
"Душа моя, заблудшая,
куда ведешь предательски?
Я буду очень мучаться?
Иль буду я обласканный?"
- Ты запомнил? - Август поднимает бровь и едва сдерживается, чтобы не улыбнуться. - Запомнил слова?
- Я бы эта самая, не запомнил. Но он пел и пел! Как заведенный, ваш благородие! Как будто бы мне в голову эту песню записывал! Именем Их Первого Белого Величества клянусь вам! Я всю ночь потом это пел, не мог отвязаться.
На душе у полковника вдруг становится так хорошо, что он пытается себя одернуть, но ничего не помогает. Детское, глупое счастье увлекает его в свой сахарный поток, топит, заполняет легкие.
- Значит склад Парнакиса, говоришь. - Август позволяет себе усмехнуться и качает головой. - Мы проверим твой донос...
"Эшафот, тебе придется подождать, жадная ты зверюга. Не в этот раз...."
***
"Душа моя, заблудшая,
куда ведешь предательски?
Я буду очень мучаться?
Иль буду я обласканный?"
- Дурацкая опера, - тихо говорит Август Микелосу. Они сидят в Королевском театре, слушают "Последнего страдальца" и изо всех сил пытаются не показать, как слипаются глаза.
- Я в детстве когда говорил неправду, всегда в голове повторял эти строчки. - так же, едва слышно отвечает ему Микелос. - Как магия какая-то, совру отцу или наставнику Намидису, а потом пол дня пою и пою и пою ее. Ненавижу, я ненавижу эту оперу.
Август улыбается краешком губ. Его колено касается колена Микелоса, от этого щекотно в животе и хочется чего-то, чего он не может облечь в слова.
- Значит теперь я буду знать, когда ты врешь. - он легко пихает ногу друга.
- Думаешь, я такой дурак? - Микелос хихикает, - Если я ее и спою, то только для того, чтобы ты знал - мои предыдущие слова были ложью. Так я тебя предупрежу....
Доносы
читать дальше
Он нетерпеливо барабанит пальцами по столу. Ловит себя за этим занятием и тут же останавливается. Это неуважение к собеседнику... Даже не смотря на то, что собеседник - купчишко среднего пошиба с лиловой картой и красной, покрытой капельками пота физиономией. Полковник мысленно вздыхает, закатывает глаза к потолку, корчит купчишке рожи и энергично потрясает руками в неприличном жесте. Внешне его лицо не изменяется, он лишь переспрашивает:
- Так что, говорите, вы там слышали?
- Слышал, значится что, слышал, как они говорили, что будут грабить склад Парнакиса, эта самая. Тот, что в седьмом городском кольце, эта самая. Красный такой, с синими воротами.
"... эта самая" - мысленно добавляет Август, а вслух произносит.
- И вы утверждаете, что это был именно Урбано? Михаэль Урбано?
- Утверждаю, эт самая! Он это был, никаких нету сомнений! Волосня рыжая. Намордник клепанный, эт самая. Ну и глаза, ваш благородие, очень дикия. Прямо, эт самая, как у голодного волчищи!
"А ты, сукин сын, будто хоть раз видел голодного волка!"
- Рыжий. В наморднике. И с глазами, поясните, какого цвета?
С тех пор, как сверху поступил приказ оповестить местное население о премиальных, которые они получат за любой донос на Урбано, желающих сообщить о местонахождении резко прибавилось. Сперва Август Каксидис думал, что поток этот никогда не кончится. Людей, чтобы проверить все эти ложные наводки, не хватало. От бумажной работы болела голова. От человеческой жадности и подлости мутило. От их идиотизма и бесхитростного вранья просто таки выворачивало.
Потом поступил указ о наказании для всех, кто дает заведомо ложную информацию. Желающих поубавилось. После публичной экзекуции пары-тройки нарушителей поток и вовсе почти иссяк. Приходили теперь или самые идейные, или мнительные параноики или же самые жадные. Лилокартый купец, похоже, являл собой невиданный коктейль из всех трех качеств, он был идейным монархистом, мнительным и очень жадным.
- Глаза? Ну эта... я далеко был, чего тут! Мне цвет было не рассмотреть, ваш благородие. Я только их безумный блеск и запомнил, ага!
Полковник кивает и жестом просит продолжать.
- Ну и чего, эт самая, он, значит, Урбано та, эт самое, и говорит: "Берем склад Парнакиса в пятый день, сразу после чернолуния."
Август замком переплетает пальцы и упирается в них подбородком. Неужели этот человечек говорит правду? Неужели Михаэль настолько утратил бдительность?
На несколько секунд полковник представляет себе картину, как они врываются на склад Парнакиса, что в седьмом городском кольце, как окружают кучку анархистов. Он так ясно видит эту картину, будто смотрит галогедию на сцене Королевского Театра. Вот он заламывает руки Михаэля за спину, одевает на него наручники. Срывает кожаную маску, закрывающую нижнюю часть лица, нос и четко очерченные губы. Михаэль так знакомо хмурит брови и вскидывает подбородок.
Видение волнует полковника, но не радует. Более того, Август с ужасом понимает, что такой исход ему не нравится...
"Я просто слишком привык за ним гоняться. Это стало частью меня" - думает он, прекрасно отдавая себе отчет в глупой, бессмысленной лжи. Сердце глухо стучит в груди и теперь полковник видит Центральную Площадь и эшафот. Анархистов казнит сам Король. Сперва из пленников вынимают устройства, которые блокируют силы Его Белоснежного Величества, а потом, беззащитных перед его властью, оставляют один на один с тем, кого они предали...
Август крепче переплетает пальцы так, что костяшки белеют. И тут он выхватывает в сливающемся потоке восторженного навета фразу. Он разжимает пальцы, кладет руки на стол, наклоняясь к доносчику переспрашивает:
- Что-что он, повтори?
- Он пел! Через намордник, эт самая, плохо было конечно слышно, но я слышал как он поет!
"Душа моя, заблудшая,
куда ведешь предательски?
Я буду очень мучаться?
Иль буду я обласканный?"
- Ты запомнил? - Август поднимает бровь и едва сдерживается, чтобы не улыбнуться. - Запомнил слова?
- Я бы эта самая, не запомнил. Но он пел и пел! Как заведенный, ваш благородие! Как будто бы мне в голову эту песню записывал! Именем Их Первого Белого Величества клянусь вам! Я всю ночь потом это пел, не мог отвязаться.
На душе у полковника вдруг становится так хорошо, что он пытается себя одернуть, но ничего не помогает. Детское, глупое счастье увлекает его в свой сахарный поток, топит, заполняет легкие.
- Значит склад Парнакиса, говоришь. - Август позволяет себе усмехнуться и качает головой. - Мы проверим твой донос...
"Эшафот, тебе придется подождать, жадная ты зверюга. Не в этот раз...."
***
"Душа моя, заблудшая,
куда ведешь предательски?
Я буду очень мучаться?
Иль буду я обласканный?"
- Дурацкая опера, - тихо говорит Август Микелосу. Они сидят в Королевском театре, слушают "Последнего страдальца" и изо всех сил пытаются не показать, как слипаются глаза.
- Я в детстве когда говорил неправду, всегда в голове повторял эти строчки. - так же, едва слышно отвечает ему Микелос. - Как магия какая-то, совру отцу или наставнику Намидису, а потом пол дня пою и пою и пою ее. Ненавижу, я ненавижу эту оперу.
Август улыбается краешком губ. Его колено касается колена Микелоса, от этого щекотно в животе и хочется чего-то, чего он не может облечь в слова.
- Значит теперь я буду знать, когда ты врешь. - он легко пихает ногу друга.
- Думаешь, я такой дурак? - Микелос хихикает, - Если я ее и спою, то только для того, чтобы ты знал - мои предыдущие слова были ложью. Так я тебя предупрежу....
Полковник мысленно вздыхает, закатывает глаза к потолку, корчит купчишке рожи и энергично потрясает руками в неприличном жесте. какой роскошный способ, оказывается, я про него не знал)
Лилокартый купец, похоже, являл собой невиданный коктейль из всех трех качеств, он был идейным монархистом, мнительным и очень жадным. характеристика ну очень меткая
Вот он заламывает руки Михаэля за спину, одевает на него наручники. Срывает кожаную маску, закрывающую нижнюю часть лица, нос и четко очерченные губы. Михаэль так знакомо хмурит брови и вскидывает подбородок. а дальше цензура вырезает все остальное, потому что ето рейтинг)
Тема с песней такая ... эпитета нет. Но очень понятно почему Детское, глупое счастье увлекает его в свой сахарный поток, топит, заполняет легкие.
Очень нравится)
а дальше цензура вырезает все остальное, потому что ето рейтинг) да-да, а про рейтинг Август себе даже думать не позволяет!!! :]]]]]]
а вот это он зря...)