Ето кон-гениальнейший флафф! Самый гениальный из флаффов и самый флаффный из гениальных!
Пейринг БУПС - IS LOVE!!!!
СЬПАСИБА мойа дорогая! Ето мега-супер штука сделала мой день! МрррррР!
13.03.2010 в 14:07
Пишет Isidora Stramm:Cайд-стори к нашему фику "All The Right Moves", конкретно – к шестой главе "Огровы копи". Написано в подарок Mathilda Vandermar, придумавшей эту историю
Автор: Isidora Stramm
Название: Бугга и Купс
Пейринг: Бупс
Рейтинг: G
Жанр: фэнтези, романс, флаф
читать дальше
"Дорогой Бугга…"
Купс старательно вывел первую строчку письма и остановился, чтобы полюбоваться красотой собственного почерка. Бугга, несомненно, оценит каллиграфическую правильность и четкость букв. У огров, чьи пальцы были слишком грубы и крупны, каллиграфия почиталась одним из величайших искусств. "Нужно будет еще украсить письмо виньетками и росчерками", - подумал Купс и мечтательно вздохнул, представляя, как эго любимый вскроет конверт, достанет лист бумаги – лучшей, которую можно было купить на трехстороннем рынке, - плотный, гладкий, пропитанный ароматом лаванды; как бережно развернет его; каким восторгом вспыхнут его светло-карие глаза с милыми зелеными крапинками на радужке; как потемнеют от румянца смущения темно-оливковые щеки, а губы тронет улыбка, обнажающая еще сильнее острые белоснежные клыки. И как он обрадуется, увидев подарок, который он, Купс купил для него – драгоценную серебряную пряжку в виде расправившего крылья дракона…
Купс открыл бархатную коробочку, чтобы самому полюбоваться подарком. Пряжка обошлась не дешево, но она того стоила: дракон выглядел, будто живой, казалось, вот-вот его крылья шевельнутся и он взлетит над столом, извергнув из пасти клуб огня и дыма. К счастью, серебряный дракон был на это неспособен, но его глаза, выполненные из рубинов, сияли ярче огня…
Купс закрыл коробочку и, обмакнув в чернильницу перо птицы-неразлучницы, - по преданию, только такими и следовало писать любовные послания, чтобы чувства пишущего были приняты благосклонно, - и вывел следующую строчку, а за ней еще одну и одну. Он изливал в письме душу, признаваясь в нежной страсти, вспыхнувшей в его сердце в тот миг, когда пять лет назад, они, абитуриенты Академии Кулинарного Искусства славного города Забрага, встретились на вступительных экзаменах, где им надлежало приготовить блюдо по собственному рецепту и доказать, что они достойны стать студентами. Рассказывал, каким несчастьем стало для него то, что их зачислили на разные факультеты: его на факультет Искусства выпечки, а Буггу - Искусства приготовления мясных блюд; и как радовался совместным лекциям, практическим занятиям и совместным студенческим пирушкам, где мог любоваться на своего ненаглядного… Писал, каким восторгом наполнила его весть о том, что они, лучшие среди выпускников, допущены к службе на королевской кухне под началом прославленного мастера ножа и половника – Бугоча... Писал, что не может больше скрывать своих чувств, коль скоро им предстоит проводить вместе целые дни и, если по какой-то причине, Бугге нежеланна его любовь, он откажется от места, чтобы не досаждать возлюбленному…
"Со смирением и надеждой, всегда твой, Купс", - закончил он и, дав чернилам высохнуть, аккуратно сложил пополам лист бумаги и спрятал его в конверт. Расплавил в ложке над свечой кусочек сургуча, вылил на клапан конверта и, пока тот не застыл, проколов иглой палец, выдавил на него несколько капель крови, чтобы придать ему зеленый цвет. И только после этого приложил к сургучу свой перстень с печаткой. Все, послание готово. Осталось положить его и коробочку с брошкой в красивый атласный мешочек и завязать лентой… Завтра утром он оставит свой подарок на кухне, а сам спрячется до прихода Бугги. Пусть тот спокойно прочтет послание… Он будет наблюдать за ним из укромного уголка и все поймет по его лицу. Если послание будет принято благосклонно, он выйдет, а если нет – удалится прочь и сделает все, чтобы никогда больше не встречаться с Буггой.
Прежде, чем лечь спать, Купс начистил до блеска ботинки, отполировал бляшки на своей лучшей кожаной куртке, а после сам забрался в бассейн с горячей водой и долго старательно мылся, чтобы на утро предстать перед любимым в лучшем виде. Он хотел лечь пораньше, чтобы как следует выспаться, но от волнения так и не сумел сомкнуть глаз, стараясь здраво оценить свои шансы на успех, вспоминая все те случаи, когда Бугга искал его общества, когда сам заговаривал с ним или даже просто здоровался в коридорах Академии. Наверное, их можно было назвать приятелями и, если бы не смущение, охватывающее Купса всякий раз, стоило Бугге оказаться поблизости, они могли бы даже стать друзьями... Однако проклятое смущение мешало ему проявить себя, делало его косноязычным, неловким и бестолковым, заставляло мычать что-то невнятное, в то время как хотелось блеснуть эрудицией, спотыкаться на ровном месте, ронять противни и миски, сыпать в муку соль вместо сахара и делать множество других глупостей, выставляя себя на посмешище. Если честно, Купс удивлялся тому, что ухитрился с отличием закончить Академию и получить такое великолепное назначение. Буга – понятное дело, он родня мастеру Бугочу, а он самый обычный, ничем не примечательный огр из простой семьи. Его отец, дед и прадед были каменщиками, и кулинарный талант Купса оказался для всех полной неожиданностью. Но его, как и полагается, отослали учиться в Академию и теперь, когда он окончил её, гордились им безмерно. Купс тоже гордился собой и был бы целиком и полностью доволен тем, как складывается его судьба, если бы не Бугга… Купс был еще совсем молод и искренне полагал, что жизнь его потеряет всякий смысл, если любимый откажется принять его чувства.
Он поднялся, когда еще не рассвело, решив, что оставаться в постели все равно нет никакого смысла. Еще раз принял ванную, старательно почистил зубы и долго рассматривал в зеркале торчащие из под нижней губы клыки – достаточно ли остры, не потемнели ли?.. Убедившись, что с клыками – гордостью и красой любого огра – все в полном порядке, он тщательно отполировал ногти, расчесал и собрал в аккуратный пучок свои жесткие черные волосы, надушил подмышки и ступни. Оделся и оглядел себя в зеркале с головы до ног. Хорош! Не королевский гвардеец, конечно, но в меру высок, в меру статен и мускулист, да и лицо тоже не подкачало: оливковая кожа самого приятного оттенка - не слишком темная и не слишком светлая, шея – короткая и крепкая, челюсть – квадратная, нос , как положено, приплюснутый, глаза… ну глаза ничего, хоть и без очаровательных крапинок, как у Бугги, правда вот, веки, пожалуй, недостаточно тяжелы, но зато лоб низкий и уши большие – все, как положено! Не может Бугга остаться к нему равнодушным… Жаль, конечно, что сегодня в Забраге не будет никаких торжеств и церемоний, чтобы можно было облачиться в доспехи… В них-то он бы уж точно поразил Буггу своей изысканной красотой...
И тут Купс едва не взвыл. Цветы! Как он мог забыть про цветы?! Что же это за признание в любви такое, без приличествующего случаю букета?!
Пришлось ему отказаться от завтрака и, сломя голову, бежать на Центральную площадь, где находилась лучшая цветочная лавка города, вытаскивать из постели её хозяина, переплачивать за покупку, сделанную в неурочное время, а после бежать со всех ног во дворец, молясь, матери-Удре о том, чтобы хоть немного задержала Буггу, дав ему, Купсу, возможность успеть сделать все, что он задумал. И мать-Удра услышала его молитвы. Купс действительно успел прибежать на кухню, когда там еще никогда не было, положить свои дары на огромный разделочный стол, и спрятаться в кладовке, где хранились котлы, кастрюли и прочая утварь.
Плотно закрыв за собой дверь, он облегченно вздохнул. Ну все, управился… И тут за дверью послышались тяжелые шаги – слишком тяжелые для юного Бугги. Купс приник к щелке между досками, и увидел, что в кухню входит мастер Бугоч, несущий под мышкой маленькую, но весьма упитанную рыжую девочку.
Купс мысленно застонал. И как он забыл помолиться о том, чтобы опоздали все кухонные работники, а не один только Купс?..
Мастер Бугоч, здоровенный огр с огромными ручищами и объемным животом, огляделся по сторонам и проворчал:
- Ну и где же эти помощнички? Пора бы уже быть здесь обоим! Эх, молодежь… никакой ответственности!
- Я здесь, мастер Бугоч! – на кухню влетел запыхавшийся Бугга. У Купса, затаившегося в кладовке, сладко замерло сердце.
- Опаздываешь, - буркнул Бугоч, подходя к разделочному столу. – А второй-то, второй, где?
Тут уж делать было нечего, пришлось Купсу выбираться из кладовки.
- Я здесь, мастер, - поклонился он, чувствуя, как начинают гореть уши и не в силах заставить себя взглянуть на Буггу. – Я это… кладовку хотел того… проинспектировать…
- И как, проинспектировал? – Бугоч усадил девочку на стол и, обернувшись, уставился на Купса тяжелым взглядом. – Все там в порядке, на твой взгляд?
- Д-да-а, все в п-п-полном п-п-порядке, - пролепетал Купс. Эх, и надо же было сказануть такое! Теперь мастер Бугоч решит, что он недоволен тем, как он ведет дела на кухне или, что просто сует свой нос повсюду, куда не просят!
Недовольно хмурясь, мастер Бугоч подошел к ним поближе и принюхался.
- От вас обоих воняет, - пророкотал он. – Что, сегодня утром в городском водопроводе закончилась вода, и вы не сумели принять ванну?
- Простите, мастер, я боялся опоздать и бежал всю дорогу, - виновато опустив голову, пробормотал Бугга.
Купсу стало жаль его. Если бы они были одни, он бы уверил, что находит легкий запах пота волнующим и привлекательным, а после поцеловал бы уголки печально опущенного рта возлюбленного, встал на одно колено и…
- Ну а ты, конечно, взмок от усилий, инспектируя кладовку! – вырвал его из грез насмешливый бас мастера Бугоча.
- Простите, мастер! - теперь настала очередь Купса виновато опустить голову.
- Ладно уж, - проворчал тот. – Но чтобы в первый и последний раз! – Я не потерплю на своей кухне никакой антисанитарии, понятно вам?
- Понятно, мастер, - в один голос ответили его новоиспеченные помощники.
Купс скосил глаза на Буггу и увидел, что тот тоже косится на него. Выдавив из себя некое подобие ободряющей улыбки, Купс покраснел еще пуще, и поспешил отвернуться.
- Тогда к делу. Рассказывать о том, что и как устроено на кухне, заново не буду. Вы, надеюсь, не настолько глупы, чтобы позабыть ознакомительную экскурсию, состоявшуюся всего неделю назад.
Бугга и Купс сперва дружно помотали головами, а потом закивали – мол, ну что вы, мастер, конечно, не настолько глупы, конечно, все помним!
- Значит, поговорим о девочке, - Бугоч махнул лапищей в сторону сидящей на столе малютки. Купс взглянул на нее и с тревогой увидел, что она тянет к себе предназначенный Бугге букетик горных фиалок, перевязанных кружевной лентой. Девочка с интересом разглядывала цветы, каждый из которых был размером с её ладошку, потрогала их пальчиком, наклонилась, чтобы понюхать их и громко чихнула. Наверное, пыльца попала в нос…
Мастер Бугоч обернулся на звук.
- А это, что такое? – снова нахмурившись, строго спросил он, подошел к столу, взял букетик и покрутил его в руках. – Это чье?
Бугга недоуменно пожал плечами и Купс невольно сделал то же самое. Он не представлял, как теперь выкрутиться из неловкой ситуации и готов был сквозь камень провалиться от стыда – так нелепо и неловко все вышло. Глупо он придумал, нужно было послать подарки домой Бугге, а не пытаться объясниться с ним здесь, на кухне!
- Ничье, значит? – пророкотал мастер Бугоч. – А вот это, что такое? Может быть, это мне?– продолжал он, беря со стола атласный мешочек яблочного цвета и запечатанный сургучом конверт. Он скептически оглядел и то, и другое. – А сургуч-то зеленый, явно окрашен чьей-то кровью… любовное послание? Очаровательно… – посмеиваясь, он перевернул конверт, с выражением прочел: «Прекрасному Бугге»! – и громоподобно расхохотался. – Конечно, зря я размечтался, кто станет признаваться в любви старому толстому повару… Иди сюда, прекрасный Бугга, это твое! Судя по печати на сургуче, от некоего таинственного «К».
Вот теперь Купс и правда готов был умереть со стыда. Не так, совершенно не так представлял он себе это утро! Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, низко опустив голову, понимая, что уши его потемнели так, что стоит лишь взглянуть на них и сразу станет ясно, кто такой этот загадочный «К», и не видел, как Бугга, потемнев от смущения с ног до головы до темно-зеленого цвета, нерешительно забрал у мастера Бугоча письмо, вскрыл его дрожащими руками и начал читать. Он слышал лишь шорох бумаги, да хмыканье мастера Бугоча, и понимал, что его судьба решается в этот миг…
- Ладно, так уж и быть, оставлю вас ненадолго, - сжалился мастер Бугоч и тяжело ступая, направился к выходу из кухни. Но, чтобы к моему приходу никаких уже цветов-букетов! И девчонку покормите мясом и после посадите на цепь, а то она, как проголодается, жрет все, что не приколочено…
Когда его шаги стихли за дверью, Купс, бочком, не глядя на Буггу, двинулся к полкам, на которых лежали копченые окорока, снял один, отрезал несколько больших ломтей и, положив в большую деревянную миску, отнес их малютке, тут же жадно накинувшейся на угощение.
- Этого ей, пожалуй, будет маловато… - негромко произнес Бугга.
- Тогда дадим еще, - пробормотал Купс, ковыряя тщательно отполированным ногтем край стола.
- Да… мастер Бугоч говорил, надо её кормить как следует, чтобы стала красивая и толстая…
Купс, кивнул, соглашаясь. Да, надо, конечно, надо… И тут вдруг почувствовал осторожное прикосновение к плечу.
- Ты теперь так и не будешь никогда смотреть на меня? – спросил Бугга.
Купс осторожно скосил на него глаза и увидел, что он улыбается.
- Ты не сердишься? – осторожно поинтересовался он, еще боясь поверить, что все еще, возможно, закончится хорошо.
- Нет… ну что ты, конечно же, нет! – Бугга аккуратно сложил письмо и спрятал за пазуху. – Я буду хранить его вот тут – у сердца, - смущенно сказал он и, достав из коробочки брошку, приколол ее к своей куртке. – Спасибо, она просто великолепна… И цветы очень красивые… Знаешь, я ведь думал, ты никогда мне не признаешься.
- Правда? – поглупев от счастья, пролепетал Купс. – А я боялся, думал, вдруг ты рассердишься…
- Глупый, - Бугга осторожно взял его за руку и снова потемнел от смущения. Купс нашел, что так он выглядит еще очаровательнее и милее.
- Может быть… сходим вечером куда-нибудь пропустить по стаканчику говяги? – осмелев, предложил он.
- С удовольствием, - потупившись, согласился Бугга. – А после, может быть, погуляем по галерее у моря? Сегодня полнолуние, там будет очень красиво…
- А тебе уже случалось бывать там в полнолуние? – ревниво насупился Купс. В полнолуние по галерее над морем гуляли влюбленные…
- Нет, - Бугга улыбнулся, и сердце Купса растаяло. – Но всегда хотел побывать там с тобой.
- Значит, пойдем обязательно! – ответил он, крепче сжав его пальцы. Он уже представлял, как они будут гулять, держась за руки, между высоких колонн, купающихся в лунном свете, слушать, как плещутся о скалы морские волны, а когда луна скроется за облаками, он поцелует Буггу… и, конечно же, они проживут вместе долгую и счастливую жизнь…
- За работу, бездельники! – гаркнул от дверей, вернувшийся на кухню мастер Бугоч. – Или вы думаете, король Уширг обойдется сегодня без завтрака, потому что помощникам повара вздумалось объясняться друг другу в любви?
- Нет, мастер, Бугоч! – хором ответили Бугга и Купс.
Нежно сжав напоследок пальцы возлюбленного, Купс поспешил занять свое место. Сегодня он был самым счастливым огром на свете и надеялся, что так будет всегда.
URL записиАвтор: Isidora Stramm
Название: Бугга и Купс
Пейринг: Бупс
Рейтинг: G
Жанр: фэнтези, романс, флаф
читать дальше
"Дорогой Бугга…"
Купс старательно вывел первую строчку письма и остановился, чтобы полюбоваться красотой собственного почерка. Бугга, несомненно, оценит каллиграфическую правильность и четкость букв. У огров, чьи пальцы были слишком грубы и крупны, каллиграфия почиталась одним из величайших искусств. "Нужно будет еще украсить письмо виньетками и росчерками", - подумал Купс и мечтательно вздохнул, представляя, как эго любимый вскроет конверт, достанет лист бумаги – лучшей, которую можно было купить на трехстороннем рынке, - плотный, гладкий, пропитанный ароматом лаванды; как бережно развернет его; каким восторгом вспыхнут его светло-карие глаза с милыми зелеными крапинками на радужке; как потемнеют от румянца смущения темно-оливковые щеки, а губы тронет улыбка, обнажающая еще сильнее острые белоснежные клыки. И как он обрадуется, увидев подарок, который он, Купс купил для него – драгоценную серебряную пряжку в виде расправившего крылья дракона…
Купс открыл бархатную коробочку, чтобы самому полюбоваться подарком. Пряжка обошлась не дешево, но она того стоила: дракон выглядел, будто живой, казалось, вот-вот его крылья шевельнутся и он взлетит над столом, извергнув из пасти клуб огня и дыма. К счастью, серебряный дракон был на это неспособен, но его глаза, выполненные из рубинов, сияли ярче огня…
Купс закрыл коробочку и, обмакнув в чернильницу перо птицы-неразлучницы, - по преданию, только такими и следовало писать любовные послания, чтобы чувства пишущего были приняты благосклонно, - и вывел следующую строчку, а за ней еще одну и одну. Он изливал в письме душу, признаваясь в нежной страсти, вспыхнувшей в его сердце в тот миг, когда пять лет назад, они, абитуриенты Академии Кулинарного Искусства славного города Забрага, встретились на вступительных экзаменах, где им надлежало приготовить блюдо по собственному рецепту и доказать, что они достойны стать студентами. Рассказывал, каким несчастьем стало для него то, что их зачислили на разные факультеты: его на факультет Искусства выпечки, а Буггу - Искусства приготовления мясных блюд; и как радовался совместным лекциям, практическим занятиям и совместным студенческим пирушкам, где мог любоваться на своего ненаглядного… Писал, каким восторгом наполнила его весть о том, что они, лучшие среди выпускников, допущены к службе на королевской кухне под началом прославленного мастера ножа и половника – Бугоча... Писал, что не может больше скрывать своих чувств, коль скоро им предстоит проводить вместе целые дни и, если по какой-то причине, Бугге нежеланна его любовь, он откажется от места, чтобы не досаждать возлюбленному…
"Со смирением и надеждой, всегда твой, Купс", - закончил он и, дав чернилам высохнуть, аккуратно сложил пополам лист бумаги и спрятал его в конверт. Расплавил в ложке над свечой кусочек сургуча, вылил на клапан конверта и, пока тот не застыл, проколов иглой палец, выдавил на него несколько капель крови, чтобы придать ему зеленый цвет. И только после этого приложил к сургучу свой перстень с печаткой. Все, послание готово. Осталось положить его и коробочку с брошкой в красивый атласный мешочек и завязать лентой… Завтра утром он оставит свой подарок на кухне, а сам спрячется до прихода Бугги. Пусть тот спокойно прочтет послание… Он будет наблюдать за ним из укромного уголка и все поймет по его лицу. Если послание будет принято благосклонно, он выйдет, а если нет – удалится прочь и сделает все, чтобы никогда больше не встречаться с Буггой.
Прежде, чем лечь спать, Купс начистил до блеска ботинки, отполировал бляшки на своей лучшей кожаной куртке, а после сам забрался в бассейн с горячей водой и долго старательно мылся, чтобы на утро предстать перед любимым в лучшем виде. Он хотел лечь пораньше, чтобы как следует выспаться, но от волнения так и не сумел сомкнуть глаз, стараясь здраво оценить свои шансы на успех, вспоминая все те случаи, когда Бугга искал его общества, когда сам заговаривал с ним или даже просто здоровался в коридорах Академии. Наверное, их можно было назвать приятелями и, если бы не смущение, охватывающее Купса всякий раз, стоило Бугге оказаться поблизости, они могли бы даже стать друзьями... Однако проклятое смущение мешало ему проявить себя, делало его косноязычным, неловким и бестолковым, заставляло мычать что-то невнятное, в то время как хотелось блеснуть эрудицией, спотыкаться на ровном месте, ронять противни и миски, сыпать в муку соль вместо сахара и делать множество других глупостей, выставляя себя на посмешище. Если честно, Купс удивлялся тому, что ухитрился с отличием закончить Академию и получить такое великолепное назначение. Буга – понятное дело, он родня мастеру Бугочу, а он самый обычный, ничем не примечательный огр из простой семьи. Его отец, дед и прадед были каменщиками, и кулинарный талант Купса оказался для всех полной неожиданностью. Но его, как и полагается, отослали учиться в Академию и теперь, когда он окончил её, гордились им безмерно. Купс тоже гордился собой и был бы целиком и полностью доволен тем, как складывается его судьба, если бы не Бугга… Купс был еще совсем молод и искренне полагал, что жизнь его потеряет всякий смысл, если любимый откажется принять его чувства.
Он поднялся, когда еще не рассвело, решив, что оставаться в постели все равно нет никакого смысла. Еще раз принял ванную, старательно почистил зубы и долго рассматривал в зеркале торчащие из под нижней губы клыки – достаточно ли остры, не потемнели ли?.. Убедившись, что с клыками – гордостью и красой любого огра – все в полном порядке, он тщательно отполировал ногти, расчесал и собрал в аккуратный пучок свои жесткие черные волосы, надушил подмышки и ступни. Оделся и оглядел себя в зеркале с головы до ног. Хорош! Не королевский гвардеец, конечно, но в меру высок, в меру статен и мускулист, да и лицо тоже не подкачало: оливковая кожа самого приятного оттенка - не слишком темная и не слишком светлая, шея – короткая и крепкая, челюсть – квадратная, нос , как положено, приплюснутый, глаза… ну глаза ничего, хоть и без очаровательных крапинок, как у Бугги, правда вот, веки, пожалуй, недостаточно тяжелы, но зато лоб низкий и уши большие – все, как положено! Не может Бугга остаться к нему равнодушным… Жаль, конечно, что сегодня в Забраге не будет никаких торжеств и церемоний, чтобы можно было облачиться в доспехи… В них-то он бы уж точно поразил Буггу своей изысканной красотой...
И тут Купс едва не взвыл. Цветы! Как он мог забыть про цветы?! Что же это за признание в любви такое, без приличествующего случаю букета?!
Пришлось ему отказаться от завтрака и, сломя голову, бежать на Центральную площадь, где находилась лучшая цветочная лавка города, вытаскивать из постели её хозяина, переплачивать за покупку, сделанную в неурочное время, а после бежать со всех ног во дворец, молясь, матери-Удре о том, чтобы хоть немного задержала Буггу, дав ему, Купсу, возможность успеть сделать все, что он задумал. И мать-Удра услышала его молитвы. Купс действительно успел прибежать на кухню, когда там еще никогда не было, положить свои дары на огромный разделочный стол, и спрятаться в кладовке, где хранились котлы, кастрюли и прочая утварь.
Плотно закрыв за собой дверь, он облегченно вздохнул. Ну все, управился… И тут за дверью послышались тяжелые шаги – слишком тяжелые для юного Бугги. Купс приник к щелке между досками, и увидел, что в кухню входит мастер Бугоч, несущий под мышкой маленькую, но весьма упитанную рыжую девочку.
Купс мысленно застонал. И как он забыл помолиться о том, чтобы опоздали все кухонные работники, а не один только Купс?..
Мастер Бугоч, здоровенный огр с огромными ручищами и объемным животом, огляделся по сторонам и проворчал:
- Ну и где же эти помощнички? Пора бы уже быть здесь обоим! Эх, молодежь… никакой ответственности!
- Я здесь, мастер Бугоч! – на кухню влетел запыхавшийся Бугга. У Купса, затаившегося в кладовке, сладко замерло сердце.
- Опаздываешь, - буркнул Бугоч, подходя к разделочному столу. – А второй-то, второй, где?
Тут уж делать было нечего, пришлось Купсу выбираться из кладовки.
- Я здесь, мастер, - поклонился он, чувствуя, как начинают гореть уши и не в силах заставить себя взглянуть на Буггу. – Я это… кладовку хотел того… проинспектировать…
- И как, проинспектировал? – Бугоч усадил девочку на стол и, обернувшись, уставился на Купса тяжелым взглядом. – Все там в порядке, на твой взгляд?
- Д-да-а, все в п-п-полном п-п-порядке, - пролепетал Купс. Эх, и надо же было сказануть такое! Теперь мастер Бугоч решит, что он недоволен тем, как он ведет дела на кухне или, что просто сует свой нос повсюду, куда не просят!
Недовольно хмурясь, мастер Бугоч подошел к ним поближе и принюхался.
- От вас обоих воняет, - пророкотал он. – Что, сегодня утром в городском водопроводе закончилась вода, и вы не сумели принять ванну?
- Простите, мастер, я боялся опоздать и бежал всю дорогу, - виновато опустив голову, пробормотал Бугга.
Купсу стало жаль его. Если бы они были одни, он бы уверил, что находит легкий запах пота волнующим и привлекательным, а после поцеловал бы уголки печально опущенного рта возлюбленного, встал на одно колено и…
- Ну а ты, конечно, взмок от усилий, инспектируя кладовку! – вырвал его из грез насмешливый бас мастера Бугоча.
- Простите, мастер! - теперь настала очередь Купса виновато опустить голову.
- Ладно уж, - проворчал тот. – Но чтобы в первый и последний раз! – Я не потерплю на своей кухне никакой антисанитарии, понятно вам?
- Понятно, мастер, - в один голос ответили его новоиспеченные помощники.
Купс скосил глаза на Буггу и увидел, что тот тоже косится на него. Выдавив из себя некое подобие ободряющей улыбки, Купс покраснел еще пуще, и поспешил отвернуться.
- Тогда к делу. Рассказывать о том, что и как устроено на кухне, заново не буду. Вы, надеюсь, не настолько глупы, чтобы позабыть ознакомительную экскурсию, состоявшуюся всего неделю назад.
Бугга и Купс сперва дружно помотали головами, а потом закивали – мол, ну что вы, мастер, конечно, не настолько глупы, конечно, все помним!
- Значит, поговорим о девочке, - Бугоч махнул лапищей в сторону сидящей на столе малютки. Купс взглянул на нее и с тревогой увидел, что она тянет к себе предназначенный Бугге букетик горных фиалок, перевязанных кружевной лентой. Девочка с интересом разглядывала цветы, каждый из которых был размером с её ладошку, потрогала их пальчиком, наклонилась, чтобы понюхать их и громко чихнула. Наверное, пыльца попала в нос…
Мастер Бугоч обернулся на звук.
- А это, что такое? – снова нахмурившись, строго спросил он, подошел к столу, взял букетик и покрутил его в руках. – Это чье?
Бугга недоуменно пожал плечами и Купс невольно сделал то же самое. Он не представлял, как теперь выкрутиться из неловкой ситуации и готов был сквозь камень провалиться от стыда – так нелепо и неловко все вышло. Глупо он придумал, нужно было послать подарки домой Бугге, а не пытаться объясниться с ним здесь, на кухне!
- Ничье, значит? – пророкотал мастер Бугоч. – А вот это, что такое? Может быть, это мне?– продолжал он, беря со стола атласный мешочек яблочного цвета и запечатанный сургучом конверт. Он скептически оглядел и то, и другое. – А сургуч-то зеленый, явно окрашен чьей-то кровью… любовное послание? Очаровательно… – посмеиваясь, он перевернул конверт, с выражением прочел: «Прекрасному Бугге»! – и громоподобно расхохотался. – Конечно, зря я размечтался, кто станет признаваться в любви старому толстому повару… Иди сюда, прекрасный Бугга, это твое! Судя по печати на сургуче, от некоего таинственного «К».
Вот теперь Купс и правда готов был умереть со стыда. Не так, совершенно не так представлял он себе это утро! Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, низко опустив голову, понимая, что уши его потемнели так, что стоит лишь взглянуть на них и сразу станет ясно, кто такой этот загадочный «К», и не видел, как Бугга, потемнев от смущения с ног до головы до темно-зеленого цвета, нерешительно забрал у мастера Бугоча письмо, вскрыл его дрожащими руками и начал читать. Он слышал лишь шорох бумаги, да хмыканье мастера Бугоча, и понимал, что его судьба решается в этот миг…
- Ладно, так уж и быть, оставлю вас ненадолго, - сжалился мастер Бугоч и тяжело ступая, направился к выходу из кухни. Но, чтобы к моему приходу никаких уже цветов-букетов! И девчонку покормите мясом и после посадите на цепь, а то она, как проголодается, жрет все, что не приколочено…
Когда его шаги стихли за дверью, Купс, бочком, не глядя на Буггу, двинулся к полкам, на которых лежали копченые окорока, снял один, отрезал несколько больших ломтей и, положив в большую деревянную миску, отнес их малютке, тут же жадно накинувшейся на угощение.
- Этого ей, пожалуй, будет маловато… - негромко произнес Бугга.
- Тогда дадим еще, - пробормотал Купс, ковыряя тщательно отполированным ногтем край стола.
- Да… мастер Бугоч говорил, надо её кормить как следует, чтобы стала красивая и толстая…
Купс, кивнул, соглашаясь. Да, надо, конечно, надо… И тут вдруг почувствовал осторожное прикосновение к плечу.
- Ты теперь так и не будешь никогда смотреть на меня? – спросил Бугга.
Купс осторожно скосил на него глаза и увидел, что он улыбается.
- Ты не сердишься? – осторожно поинтересовался он, еще боясь поверить, что все еще, возможно, закончится хорошо.
- Нет… ну что ты, конечно же, нет! – Бугга аккуратно сложил письмо и спрятал за пазуху. – Я буду хранить его вот тут – у сердца, - смущенно сказал он и, достав из коробочки брошку, приколол ее к своей куртке. – Спасибо, она просто великолепна… И цветы очень красивые… Знаешь, я ведь думал, ты никогда мне не признаешься.
- Правда? – поглупев от счастья, пролепетал Купс. – А я боялся, думал, вдруг ты рассердишься…
- Глупый, - Бугга осторожно взял его за руку и снова потемнел от смущения. Купс нашел, что так он выглядит еще очаровательнее и милее.
- Может быть… сходим вечером куда-нибудь пропустить по стаканчику говяги? – осмелев, предложил он.
- С удовольствием, - потупившись, согласился Бугга. – А после, может быть, погуляем по галерее у моря? Сегодня полнолуние, там будет очень красиво…
- А тебе уже случалось бывать там в полнолуние? – ревниво насупился Купс. В полнолуние по галерее над морем гуляли влюбленные…
- Нет, - Бугга улыбнулся, и сердце Купса растаяло. – Но всегда хотел побывать там с тобой.
- Значит, пойдем обязательно! – ответил он, крепче сжав его пальцы. Он уже представлял, как они будут гулять, держась за руки, между высоких колонн, купающихся в лунном свете, слушать, как плещутся о скалы морские волны, а когда луна скроется за облаками, он поцелует Буггу… и, конечно же, они проживут вместе долгую и счастливую жизнь…
- За работу, бездельники! – гаркнул от дверей, вернувшийся на кухню мастер Бугоч. – Или вы думаете, король Уширг обойдется сегодня без завтрака, потому что помощникам повара вздумалось объясняться друг другу в любви?
- Нет, мастер, Бугоч! – хором ответили Бугга и Купс.
Нежно сжав напоследок пальцы возлюбленного, Купс поспешил занять свое место. Сегодня он был самым счастливым огром на свете и надеялся, что так будет всегда.