Зарисовка к игре "Огненный Восток"
о снах старшего детектива Ника Келли
Выстрел вышиб его из кошмарного сна. Ник вскинулся, резко садясь на кровати, вдохнул и закашлялся. По спине, щекоча кожу, поползли капли пота. Опять... Опять эта гребаная херня...
Ник Келли осторожно, глоток за глотком, вдыхал воздух, стараясь не закашляться и не задохнуться. То, что тоебя не убивает - тебя _пока_ не убивает...
Все повторялось как по сценарию, он знал этот сон наизусть, словно мальчишка до мельчайшей детали помнит свой любимый фильм о супергероях. Однак хуй тебе, а не супергерои - сон был о жизни, о чортовой блядской жизни, которую Ник всеми силами старался обмануть.
Он никогда, даже сам себе, не признавался, что сбежал из Криппл-Крика по большей части из этого сна... Он был таким реальным, таким правдивым, и таким частым, что Ник уверовал - кто-то показывает ему будущее. Это не сон, это его судьба, _их_ судьба.
Руки дрожали. Ник встал и пошлепал в сторону холодильника. Яркие ночные огни запустили щупальца между пластин жалюзи, затейливо расчертив квартиру-студию цветными полосками. Света хватало, чтобы добраться до кухни никуда не врезавшись и ни на что не наткнувшись.
Ник достал бутылку минералки и жадно присосался к ней, будто брел по пустыне несколько дней.
Сраный сон... Сраный-сраный сон.
Он сел на высокий барный табурет, почувствовал, как влажные от испарины ягодицы, прилипли к гладкой красной коже оббивки. В мерцающем свете уличных огней нашел пачку сигарет. Закурил.
Сон не снился ему с тех самых пор, как он уехал из Криппл-Крика и вот теперь опять... Все дело в письме Шейна, как пить дать. А точнее в том, что в этот раз Ник ответил ему.
Зачем было так напиваться? Зачем было жалеть себя и думать, что, возможно, он ошибался. Как он посмел допустить, что его жизнь, так круто изменившаяся некогда, изменится еще раз? Да и зачем? Его все устраивает, он счастлив, чорт побери! Он охрененно, абсолютно счастлив.
Дешевая комната мотеля. Мексика, или где-то у границы? Жарко. Удушающе жарко. На кровати полулежит Шейн. Грязная футболка пропитана потом и кровью, грудь перехвачена обрывком рубашки - так себе повязка.
- Все будет хорошо, - говорит Шейн и пытается улыбнуться. Сухие, потрескавшиеся губы шелестят пожухшей осенней листвой на дорожке ноябрьского парка. - Увидишь, все будет хорошо.
Ник Келли кивает. В его руке пистолет, а в нем ровно пять патронов - их всегда пять, и он всегда это знает. Осталось только пять.
- Конечно... все будет. - сипло отвечает он другу, промакнув бумажной салфеткой капли пота с его лба.
Однако, он прекрасно понимает, что будет хуево. Он осознает это так же отчетливо, как и то, что у них всего лишь пять патронов.
- Ты иди, - говорит Шейн, - Иди. Потом вернешься за мной, хорошо?
Ник смотрит на него и часть него хочет сказать "Да" и уйти. Хочет сбежать отсюда к хуям и не видеть, как помирает его лучший друг. Его подельник. Его любовник.
Другая часть сознания вопит "Не смей". И Ник прислушивается к ней, он знает - никакого права уйти у него нет. Все, что происходит с ними - происходит из за него. Это все - его вина, его одного.
И Ник вспоминает, с ужасом и отчаянием, как он ввязался в аферу с уликами, как закапывался все глубже и глубже, как говорил Шейну, что это все ерунда, это шальные деньги и никому не будет хуже. Он говорил, что они помогают хорошим людям ускорить правосудие... И они ускоряли его и ускоряли... И сделки становились все крупнее, и ставки все выше. Их затягивало все глубже, и вот уже не стало пути назад...
- Ты прости меня, - говорит Ник. - Ты меня прости...
Зной и гул бесполезного вентилятора разрывает вой сирен. Полиция.
Шейн сжимает его руку и повторяет
- Беги, ирландская ты харя! Я верю, ты сможешь меня вытащить!
Ник смотрит в его глаза и понимает, что тот не верит ни единому своему слову. Он знает - если Ник уйдет, он уйдет навсегда.
И вот уже визг тормозов. И искаженные мегафоном голоса предлагают сдаться.
- Как ты думаешь, мы достойны вертолета? - спрашивает Ник, улыбаясь.
Шейн качает головой и улыбается, тянется к нему, и тут же лицо искажает приступ боли, рана серьезная.
Ник вздыхает. Сейчас все закончится. Сейчас.
Он знает, что делают с бывшими полицейскими в тюрьме. Он знает что делают в тюрьме с бывшими полицейскими, убийцами полицейских.
Ник склоняется к Шейну и целует его пергаментные губы. Во рту привкус крови и прокисшей слюны, но ему нет до этого никакого дела. Последний поцелуй прекрасен тем, что он последний. Хочется, чтобы он длился вечно.
На лестнице топот, начинают ломать дверь и Нику приходиться отстраниться.
- Я люблю тебя, - говорит Шейн, когда холодное дуло пистолета прижимается к его лбу. - Ничего не бойся.
Рука дрожит и Шейн обхватывает ее своими пальцами. Господи, если бы он мог все изменить! Если бы он только мог все изменить, он бы сделал чтобы этого никогда не было! Никогда... Но изменить уже ничего невозможно.
- И я тебя люблю, - говорит Ник, нажимая на курок. Он не любитель долгих прощаний.
За дверью уже исходят на крик, слыша выстрелы. Начинают стрелять по замку, для ускорения штурма.
Ник приставляет пистолет к виску, сжимает все еще такую горячу руку Шейна и стреляет.
Сердце колотилось как оголтелое. Ник, едва докурив, взял новую сигарету.
Как же он надеялся, что сны навсегда исчезли, и он смог изменить судьбу... Но нет, стоило дать слабину и вот они, тут как тут...
Ник сомневался, что заснет, а потому решил что и пытаться бесполезно.
- Вот что я сделаю, - сказал он громко, словно кто-то мог его слышать, - Я вдохну дорожку. Я оденусь и пойду в "Бетти Бум Бар". Я пропущу пару пива, склею кого-нибудь, выебу... И я пошлю Шейна ко всем чертям. Я обещаю! Я пошлю его ко всем чертям, ясно вам?!
Никто ему, конечно, не ответил.
- Вот и отлично... - уже тише добавил Ник, и, раздавив окурок в прозрачной пепельнице, отправился исполнять свой план.